J’ai perdu le temps passé sans la France.
Тассо (почти)
Франция coûte que coûte
Глава 1
в которой я рассуждаю о стюардах и героях хвоста, обретаю новый дом, посещаю музеи Пикассо и Гюго, магазины»Globe» и «Un monde vegan», покупаю гаспачо, встречаю Дарью Данилович, отправляюсь на поиски средневековой стены и самого старого дерева Парижа.
6 октября 2016
За окном самолета — осень, желтые поля, Брейгель. Не хватает только пахаря и ножек Икара. Стюард не смотрит в окно, он катит тележку, надеясь продать кому-то часы, зеркальце или бусы.
Стюарды — небесные аборигены, вымирающие существа. В норвежских аэропортах пассажиры самостоятельно регистрируются на рейс, наклеивают этикетки, закидывают чемодан на ленту и отправляют его в багаж. На борт можно попасть по штрих-коду посадочного талона или электронного билета — через турникеты. Дети могут путешествовать без родителей. Если летать внутри еврозоны — паспорт часто вообще не проверяют. У одной моей знакомой во время путешествия украли документы, она решила ничего не менять в запланированном маршруте и смогла без паспорта долететь из Копенгагена до Бергена, а потом и до Варшавы.
Самоорганизация наступает: множатся рестораны и магазины самообслуживания, в поездах — нет проводников, в автобусах — кондукторов, в лифтах — лифтеров. Когда нам нужно позвонить, мы не просим о помощи телеграфистку. Появились беспилотные поезда и авто, всюду wi-fi. Инвалиды зажигают на электроколясках, им больше не нужны социальные работники. И только стюарды почему-то всё еще бродят по самолётам, хотя воздушное путешествие перестало быть экстримом. Перед полётом никто не пишет завещаний, не готовится заранее, не ест домашние припасы, не напивается, не крестится, не аплодирует при посадке, не пишет мемуары.
Скоро перестанут показывать инструкции безопасности — в этой сфере деятельности мультфильмы уже вытеснили сотрудников некоторых авиакомпаний. Наверняка с той же методичностью, с которой теперь перед пассажирами надувают аварийные жилеты и машут кислородными масками, раньше людей обучали тому, что кажется общепонятным: сидеть за столом, пользоваться уборной, носить одежду, не убивать прохожих и так далее.
Ткань времени — неоднородная, в сентябре при посадке на самолет Киев-Амстердам у меня проверили паспорт 7 раз, билеты — 7 раз, плюс я прошла через 4 металлоискателя. Но мой вопрос — для развитого мира. Что не так с самолётами, почему там до сих пор обитают странные существа, приносящие напитки, следящие за нашим поведением и продающие бусы?
Кажется, что 2-3 000 км дороги — это много. Раньше 200, и 20 км считались огромным расстоянием. Большинство людей не путешествовало вообще. Некоторые до сих пор мечтают один раз увидеть море или разок выехать из родной деревни, но маленькие зверюшки, живущие в в голове, мешают перестать бухать и накопить денег на поездку.
В то же самое время — только подумайте! — сейчас, когда я набираю этот текст, миллион людей сидит непосредственно в самолетах, и еще пятеро (американка Kate Rubins, россиянин Anatoly Ivanishin, японец Takuya Onishi, китайцы Jing Haipeng и Chen Dong) читают фэйсбук из космоса.
Когда говоришь «далеко», это всегда привязано ко времени разговора. Что такое далеко, если за пару суток можно облететь вокруг земного шара? Филеас Фогг уложился бы в 45 часов. Такое «далеко» называется «дорого». Но всё равно «Увидеть Париж и умереть» постепенно сменяется на «А не погулять ли в Париже?», а скоро это будет «Приглашаю на завтрак в Китае», «Позагораем в Индии», «Вечеринка на полюсе». Приближаются время мультикультурализма, сжимающийся земной шарик, универсальные приоритеты.
Пока тележка катится по салону, я достаю из кармана кресла журнал авиакомпании, нахожу интересную картинку и делаю фото для Вити Данильченко:
В списке шатлов авиакомпании Norwegian указаны имена людей, в честь которых называли самолёты. Фотография располагается на хвосте, поэтому колонка с именами — Haltmotiv, «Halehelt» — «мотив (дизайна) хвоста, герой (на) хвосте».
Среди героев
— известные спортсмены (фигуристка Sonja Henie)
— ученые (астроном Tycho Brahe, математик Niels Henrik Abel, физик Kristian Birkeland, первооткрыватель южного полюса Roald Amundsen, археолог и путешественник Thor Heyerdahl, ботаник Carl von Linné)
— правозащитники (великий Fridtjof Nansen)
— феминистки (Amalie Skram, Fredrikke Marie Qvam, Minna Canth, Camilla Collett)
— герои сопротивления (антифашист Max Manus)
— литераторы (драматург Henrik Ibsen, историк и комедиограф Ludvig Holberg, сказочники Selma Lagerlöf, Hans Christian Andersen, Asbjørnsen & Moe, Roald Dahl, Theodor Kittelsen, автор текста норвежского гимна Bjørnstjerne Bjørnson, путешественница Karen Blixen, журналист Erik Erikssøn Bye)
— инженеры (основатель Norsk Hydro, Sam Eyde)
— художники (Oda и Christian Krohg, Edvard Munch)
— философы (Søren Kierkegaard)
— актрисы (Greta Garbo)
— музыканты (скрипач Ole Bull, пианисты Victor Borge и Edvard Grieg)
— скульпторы (Gustav Vigeland).
Это не весь список, именных самолётов гораздо больше. К сожалению, женских имен по-прежнему значительно меньше, чем мужских. Скандинавских имен большинство, но есть шатлы, которые называются Miguel de Cervantes и Cristopher Columbus.
Иногда имя выбирается интернет-голосованием. Потомки не всегда рады видеть предков на хвостах самолётов и в таких случаях авиакомпания отказывается от размещения избранного изображения (примеры — писатель Jens Bjørneboe и убитый Варгом Викернесом металлист Euronymous).
Случается, что кандидатура отклоняется по соображениям безопасности (если речь идет о милитаристе — как случилось с Trond André Bolle), а фотографии цензурируются (убрали сигарету у писателя André Bjerke). Интересно, что интернационализация смещает приоритеты и гуманитарии встают в первые ряды, а милитаристы предаются забвению. Этот феномен ярко проявил себя во время Женской исторической ночи, см. мой текст Портрет товарища Землячки.
Я бы хотела еще поразмышлять на эту тему, но меня толкает старушка справа. Она очень торопится. Она хватает свой чемодан и убегает. Кажется, мы уже в Париже!
Сразу беру такси. Правая рука, которую я повредила, затаскивая чемодан в лифт киевского хостела, всё еще не восстановилась. Но даже если бы с рукой всё было в порядке, я не стала бы бродить по парижскому метро с багажом, это совершенное безумие.
Темно, башня на месте, кружевной Нотр-Дам, улица Старой Башни, самая дешевая из найденных мной квартира в квартале Маре. Фанерные ворота, кодовый замок. Вхожу во двор, наступает абсолютная темнота. Хозяйка написала, что над входом в подъезд буква «С». Передо мной много подъездов, но ничего не видно. Пробую набирать код на всех замках, чемодан гремит по брусчатке. С третьей попытки код подходит. Забираю ключ из почтового ящика. Иду в темноте по узкой спиральной лестнице. Хозяйка просила не шуметь, когда я буду идти с чемоданом. Моя квартира между этажами, не на площадке, а напротив двух ступенек. Она помечена наклейкой с чайником.
Внутри крошечная комната, которая подходит только для лилипутов. Туалет располагается в неотапливаемом помещении за пределами комнаты. Двери душа открываются на 20 см. Пожалуй, никто из норвежских знакомых не смог бы залезть внутрь такой душевой кабинки. Вода из-под крана для питья непригодна. Готовить, стало быть, не получится. Но есть маленький холодильник. Записка: дверь захлопывается и нельзя забывать ключи внутри.
Большое окно выходит в глухой двор. Маленькое пожарное окошко смотрит на лестницу, поэтому когда кто-то включает свет в подъезде, светло становится и в комнате. Окошко заварено двумя стальными прутами. Мигают огоньки электроприборов: Wi-Fi, видеопроектор, телевизор, микроволновка. Отключаю всё, что возможно, и теперь мигают только интернет и пожарная сигнализация. Предназначение сигнализации — воодушевлять. «Мы не смогли спастись во время пожара, но мы жили в этом доме».
Я пробую уснуть, люди постоянно ходят по лестнице в верх вниз. Они кричат, шумят, гремят чемоданами, веселятся и поют. Прощаю всех — французский похож на музыку — и засыпаю.
7 октября 2016 года
Проснулась и нашла Le Pain Quotidien. В 10 часов в кафе было очень много взрослых и детей. Все ели торты и пили кофе. Выбрала что-то с непонятным названием — веганские блюда помечены морковкой. Принесли суп с тыквой и киноа, то самое жёлтое в тарелке.
После кафе я отправилась в музей Пикассо, который, как и большинство достопримечательностей, которые я планировала осмотреть, находился неподалёку от моего дома. Музей расположен во особняке Сале, во дворце спекулянта солью.
Наконец-то я могу написать про какой-то музей, что экспонаты расположены разумно. Но, кажется, это не совсем подходит именно для Пикассо:) Я провела в музее три часа и всё таинственное, что еще оставалось для меня в творчестве ПП, разрушилось. Работы были выставлены так, чтобы показать развитие и заимствования. Заимствования и, так сказать, переосмысления составляли чуть больше, чем 99%.
4 октября музей открыл выставку PICASSO – GIACOMETTI, Fondation Giacometti в соорганизаторах. 200 работ демонстрируют единство ключевых принципов испанца и швейцарца, побывавших в парижской сюрреалистической кофеварке.
Эскизы, сделанные на старых газетах и салфетках, скульптуры и шаманские маски, кубы и сферы, бумага и глина, письма и фотографии, козы и кошки, существа, разобранные на кусочки и собранные из них, перемешанные краски чужих палитр, изуродованные лица любовниц, профили покойников и лицо самой смерти. Приглашаю вас прямо сейчас посмотреть эту необычную выставку или добраться до Парижа до 5 февраля 2017 года.
* Совсем недавно я писала про картину «Герника», хранящуюся в Мадриде.
Париж — огромный и неисчерпаемый, я не привыкла в нем отдыхать, поэтому после музея Пикассо сразу отправилась смотреть музей Гюго. В поисках нужного здания я обошла по кругу самую старую городскую площадь — Королевскую, ныне площадь Вогезов, по которой бегает столько исторических призраков, что надо нанимать специального человека, который бы умел расчищать от них дорогу.
Тут и Генрих VI английский, и тамплиеры, и Франциск I, и Екатерина Медичи, и Генрих IV, и и Людовик XIII, и Анна Австрийская, и Ришелье, и мадам де Севинье, и Делорм, и Робеспьер, и Наполеон, и Готье, и Доде, а также все их друзья, родственники и знакомые. Генрих II так и просто умирает заново для каждого прохожего, которому не жалко три копейки денег.
Пробравшись через эту толпу, наступая на головы загорающих на газонах студентов, опрокинув памятник Людовику XIII и заглянув в окна всех маленьких галерей по пути, я оказалась в музее Гюго, который по совместительству является домом Миледи из «Трех мушкетеров».
Гюго прожил в доме на площади Вогезов 16 лет (c 1832 до 1848 года). Миледи — гораздо меньше.
«Внизу ожидала щегольская карета, запряженная парой превосходных лошадей, которые в один миг домчали молодых людей до Королевской площади. Леди Кларик сдержанно приняла д’Артаньяна. Ее особняк отличался пышностью; несмотря на то что большинство англичан, гонимых войной, уехали из Франции или были накануне отъезда, миледи только что затратила большие суммы на отделку дома, и это доказывало, что общее распоряжение о высылке англичан ее не коснулось.» А.Дюма, Три мушкетера
Существует два музея Виктора Гюго — в Hôtel de Rohan-Guéménée на площади Вогезов, 6 и второй — в Hauteville House на острове Гернси, в проливе Ла Манш. После переворота в 1951 году к власти пришел Наполеон III. Гюго — бывший депутат Учредительного и Законодательного собраний, левый республиканец — бежал из Франции и вернулся только через 19 лет, после падения Второй Империи. Голова писателя была оценена в 25 000 франков. На Гернси Гюго провел 15 лет — с 1856 по 1870 год. Он создавал романы и поэтические произведения, памфлеты и статьи, вел активную переписку с просвещенными людьми своего времени, поддерживал многие освободительные движения, по возвращении был избран сенатором.
Похоронен Гюго в Пантеоне (см.галерею Пантеон 2014 года).
Дом на острове Гернси сохраняет истинную обстановку, дом в Париже, скорее, передаёт дух и эпоху, однако и в Париже много предметов, принадлежавших Гюго — фото, картины, подарки, китайская коллекция, мебель, чернильницы. Здесь сохраняется комната, в которой умер Гюго, проводятся временные выставки архива текстов, фотовыставки.
Справа ссылка на фотогалерею из парижского музея Гюго — человека, познакомившего нас с Гаврошем, Жаном Вальжаном, Эсмеральдой, Квазимодо, Доном Сезаром де Базаном и Монсеньором Бьенвеню.
Я могла бы привести список исторических персон, на которых оказал влияние творческий и гражданский путь Гюго, но достаточно и того, что именно благодаря Гюго Bruno Pelletier получил хорошую работу:
Вход в музей Гюго был свободным, что в какой-то степени отражает отношение Франции к своему великому поэту. После музея я пошла в магазин русской книги «Globe» на бульваре Бомарше. Там была книжная полка, которую подготовили для размещения в аду, в том отделении, куда свозят связанных по трое литературных критиков: Нельзя сказать, что я не нашла совсем ничего, но я рассчитывала на большее — совсем как императоры Восточной Римской империи:
Рядом было кафе «Loving hut», я зашла туда, чтобы посмотреть купленные книги, заказать веганские креветки и роллы. Роллы были горячими.В книжках я обнаружила гадкие рекламки и немедленно их разорвала.
Затем я отправилась на rue Notre Dame de Nazareth,64 в «Un monde vegan«. Это лучший веганский магазин в Париже. Однако, в связи со всеми веганскими октябрьскими мероприятиями, в этот раз многие его полки были пусты. Ни рыбы, ни креветок, ни многочисленных колбас. Самый странный продукт из всех, что мне достались — последняя индейка от фирмы Тофурку. Про эту индейку я еще расскажу, а пока посмотрите, как создатель магазина, Jean-Luc Zieger, рассказывает о про веганские фрикадельки, но эгг, чеддер, моцариселлу, бисквиты, биомайонез, фуа-гра, космоколбаски.
Я купила тортеллини, банку смеси для приготовления желтков, печенья с карамелизированным шоколадом, круассаны, рыбу без шкурки, колбасу с чесноком, брикет с тминовыми колбасками, гору конфет и мармеладок для Терентия. Я сфотографировала полки и вы можете увидеть множество интересных продуктов в фотогалерее:
Андерсен говорил, что путешествовать — это и значит жить. Для меня жить — это значит жить в Париже. По дороге домой я купила гаспачо, вот с этого момента Франция началась по-настоящему.
Оставив покупки дома, я отправилась в Хэнк Бургер, где мы должны были встретится с Дашей. По какой-то странной причине у меня совсем нет фотографий из Хэнка.
После кафе мы отправились искать в темноте остатки старейшей средневековой крепостной стены, возведенной по приказу короля-крестоносца Филиппа II Августа в период с 1190 года по 1215. Что удивительно, мы ее нашли — на улице Карла Великого. Одинокий парижанин тренировался на спортивной площадке около руин башни
Вдохновленные успехом, мы попробовали найти самое старое дерево Парижа, и это тоже получилось. Огромная Robinia Pseudoacacia Fabacees, высаженная Жаном Робеном в 1601 году, растёт рядом с Норт Дам, в сквере имени министра труда Рене Вивиани. Ложная акация была окружена забором, держалась на опорах и зеленела. Что-то будет с нами в 415 лет?
На этом месте наступила ночь, ночь перед веганским прайдом.
Продолжение следует.